Я полагаю, что в жизни каждого человека потенциально присутствует пять уровней силы.

1. ПЕРВЫЙ — ЭТО СИЛА ЖИТЬ.

Эту силу можно наблюдать у младенца — он плачет и яростно размахивает ручонками, сигнализируя об испытываемом им дискомфорте, требуя удовлетворения голода и иных потребностей. Хотим мы того или нет, сила играет ключевую роль в формировании у ребенка того, что мы называем личностью. Взросление каждого ребенка определяется последовательностью трансформаций силы, то есть тем, из чего он черпает свою силу и как ее использует, как ее реализует. Это задано самим актом рождения — не культурой как таковой, но самим по себе фактом того, что ребенок живет. Если ребенок лишен переживания того, что его действия способны вызывать ответную реакцию окружающих — что показано в проведенном Репе Спитцем исследовании детей-сирот в Пуэрто-Рико, не получавших внимания со стороны медсестер или кого-нибудь другого взамен матери, — он забивается в угол кровати, не говорит, не развивается, буквально угасая физиологически и психологически. Крайним проявлением бессилия является смерть.

Сила жить сама по себе не есть добро или зло, она первична но отношению к ним. При этом она и не является нейтральной. Она должна реализовываться в жизни, иначе последуют неврозы, психозы или насилие.

2. СЛЕДУЮЩИЙ ЭТАП — ЭТО САМОУТВЕРЖДЕНИЕ.

Каждое живое существо нуждается не только в том, чтобы быть, но и в том, чтобы утверждать свое бытие. Это особенно важно для человека, ибо в дар (или в наказание) он получил самосознание. Сознание не является врожденным, но начинает зарождаться у младенца через несколько недель, формируется в течение нескольких лет и, в действительности, продолжает развиваться в течение всей жизни. Встает вопрос о значимости, и начинается долгий и чрезвычайно важный путь к обретению самоуважения или его суррогатов, сопровождаемый страданием от его отсутствия. Физическое выживание как таковое у человека отходит на второй план, уступая место задаче выжить, сохранив при этом свою самооценку.

Жажда признания становится ядром потребности самоутверждения.

Если в семье ребенок получает признание и ощущение значимости как само собой разумеющееся, он принимает их как должное и обращает свое внимание на иные вещи. Но если самоутверждение блокировано, как то нередко происходит в наше сложное время, когда и родители, и дети подчас полностью сбиты с толку, оно превращается в навязчивую потребность, которая руководит человеком на протяжении всей его жизни.

Или же, самоутверждению ребенка может препятствовать родительский паттерн: «мы будем тебя любить, только если ты будешь нам подчиняться». В таком случае ребенок оказывается в плену деструктивных аспектов конкурентности, начинает торговать собой и миром — другие воспринимают его самоутверждение как принижение их самих, и наоборот. Это лишь некоторые из форм, которые может принимать искаженное или блокированное самоутверждение.

Когда самоутверждение сталкивается с сопротивлением, мы прилагаем дополнительные силы, чтобы отстоять свою позицию, свои убеждения, свое Я — теперь мы утверждаем их в условиях противостояния.

3. ТРЕТЬЯ ФАЗА — ОТСТАИВАНИЕ СВОЕГО Я.

Это форма поведения, характеризующаяся большей силой и направленностью вовне, нежели самоутверждение. Во всех нас заложена готовность реагировать на нападение. Мы заставляем других обратить па нас внимание, во весь голос заявляя: «Вот он я! Я требую внимания!».

Слова жены Вилли Ломана из пьесы Артура Миллера «Смерть коммивояжера» удачно иллюстрируют эту мысль — «необходимо обратить внимание…». Хотя «Вилли Ломан никогда не зарабатывал много. Его имя никогда не упоминалось в газетах… он — человек… И поэтому, он достоин внимания». То, что она, на первый взгляд, отстаивает интересы другого человека, не меняет того факта, что отстаивает их именно она. Некоторые из нас способны отстаивать чужие интересы с большим напором, чем свои. Однако, это лишь иная форма отстаивания своего Я, зачастую обусловленная требованиями этикета и негативным отношением к «бахвальству».

ЧЕТВЕРТАЯ ФАЗА — АГРЕССИЯ.

Если в течение некоторого времени возможность отстаивания своего Я блокируется — как то было на протяжении многих лет с евреями, да и с любым другим национальным меньшинством, — начинают проявляться более жесткие формы реакции.

Живя в течение трех лет в Салониках, я обратил внимание, что сто тысяч живущих там евреев-сефардов, составляющих треть местного населения, по сути образовывали культурную интеллигенцию города. Антисемитские предрассудки, вроде тех, что существуют в других странах Европы и в Америке, здесь отсутствовали вовсе. При этом полностью отсутствовала и агрессивность, ассоциирующаяся в нашей стране с евреями. Своеобразным девизом Салоник стала поговорка «Нужно два еврея, чтобы обхитрить грека, и два грека, чтобы обхитрить армянина». Именно в среде армян, находящихся в самом низу местной национальной иерархии, развилась агрессивность и страсть к торговле.

В отличие от отстаивания своего Я, то есть проведения определенной грани и заявления: «Это я, это мое», агрессия заключается в том, что человек вторгается в сферу власти и престижа другого, вторгается па его территорию, забирая себе ее часть. Мотивы здесь могут быть вполне праведными — восстановление исторической справедливости, как в случае африканских туземцев, описанных Францем Фэноном в книге «Проклятые мира сего», освободительная борьба, гордость, и тысячи других причин. Мотивы нас в данный момент не волнуют — мы лишь подчеркиваем, что существует фаза поведения, потенциально свойственная любому человеку, и в определенных обстоятельствах она может быть приведена в действие. Когда в течение некоторого времени человека полностью лишают возможности дать выход агрессивным тенденциям, то берут свое, выливаясь в зомбиподобное омертвение сознания, невроз, психоз или насилие.

Наконец, в случае неэффективности агрессивных действий, происходит

5. ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ ВЗРЫВ — НАСИЛИЕ

Насилие носит в основном физический характер, поскольку предыдущие фазы, на которых сохраняется способность действовать с помощью рассуждения и убеждения, были фактически блокированы. В типичном случае стимул, поступающий индивиду извне, напрямую трансформируется в импульс нападения, минуя кору головного мозга. Поэтому, когда человек впадает в ярость, он далеко не всегда отдает себе отчет в своих действиях, пока вдруг не понимает, что же он натворил.

Ситуация, когда целый народ лишен возможности реализовать свою потребность в самоутверждении, поистине трагична.

Самым наглядным примером для нас является черное население США. Главным преступлением белого человека было то, что на протяжении нескольких веков рабства н столетия физической свободы при психологическом гнете, он лишал чернокожих возможности самоутверждаться. При рабстве сначала физическом, а затем психологическом реализация любой из ненасильственных фаз затруднялась или целиком исключалась. Негры могли самоутверждаться лишь в роли певцов, танцоров, артистов, развлекающих белого человека, либо в качестве пахарей на полях, принадлежащих белому человеку, а впоследствии — сборщиков его же автомобилей. Это привело сперва ко всеобщей апатии, а затем — ко вполне закономерной межрасовой напряженности. Об этом же говорит чернокожий из Гарлема: «Придет время, и будет уже поздно. Все просто взорвется, потому что люди живут в напряжении, у них кончается терпение. А когда оно кончится…»[20] Он обрывает фразу на середине, вполне справедливо предоставляя нам домыслить, какие же могут быть последствия, ибо, как уже было показано, до тех пор, пока не случится взрыв насилия, мы не в состоянии представить, что же может произойти. Ибо пока люди вынуждены влачить такое получеловеческое существование, будут иметь место и агрессия, и насилие.

Пока блокируются другие фазы поведения, насилие остается по сути единственным способом, с помощью которого отдельные люди или целые группы могут дать выход невыносимому напряжению и попытаться обрести чувство собственной значимости. Мы часто говорим о склонности к насилию как о чем-то, что формируется внутри человека, однако она во многом также является реакцией на внешние обстоятельства. Источник насилия следует искать как в его внутренних, так и во внешних проявлениях, в той ситуации, которая блокирует иные формы реакции.

Перечисленные выше пять фаз являются онтологическими, то есть они являются частью человеческой природы человека.

Задача онтологии в том, чтобы описать характеристики бытия как такового — в нашем случае, человека как человека. Приступ дикой ярости может случиться как у трехлетнего ребенка (в форме истерики), так и у шестидесятилетнего человека, и, хотя мы в большей степени осудим за это последнего, сама способность к таким действиям потенциально присутствует в каждом. Онтологический под ход не исключает развития, но пытается заглянуть в более глубинные уровни. Его не следует отождествлять исключительно с «природными» либо «социальными» теориями насилия, упомянутыми выше. Онтологическое исследование направлено на изучение структуры, в которой коренится как природное, так и приобретенное.

Я считаю, что психотерапевтический подход является одним из наиболее плодотворных методов изучения насилия и агрессии.

Я отдаю себе отчет в опасностях, таящихся в слишком буквальном отождествлении общества с индивидом, однако полностью упускать из виду взаимосвязь между ними было бы не меньшей ошибкой. Социальные и психологические проблемы уже невозможно рассматривать изолированно друг от друга. Я убежден, что стоит попытаться понять агрессию и насилие в современном обществе в том контексте, на который я уже давно обратил свое внимание благодаря Присцилле и другим, отчаянно нуждающимся в силе.

из книги РОЛЛО МЭЯ "Сила и невинность"